Форум » История » Заочные экскурсии. Сольвычегодск » Ответить
Заочные экскурсии. Сольвычегодск
Сат-Ок: Сольвычегодск - cтолица империи Строгановых (к теме «Освоение Сибири») Сольвычегодск – старинный городок, глубочайшая провинция русского Севера, расположенный на сто километров северо-северо-восточнее Великого Устюга, приобретшего в последние годы славу родины Деда Мороза. Когда несколько совершенно разных людей посоветовали нам обязательно добраться до Сольвычегодска, мы поняли, что должны сделать это непременно, чтобы после не сожалеть об упущенном. Для нас Сольвычегодск начался в Котласе. Мы хотели узнать, ходят ли теплоходы по Северной Двине, оказалось, что нет, а внушительное здание речного вокзала обветшало и заброшено. Причин несколько, главные: обмеление реки, связанное с жестокими вырубками леса по берегам, в результате чего усложняется цепь водосбора; а также экономический кризис, не позволяющий теплоходам существовать на самоокупаемости. К тому же сейчас везде проложены автомобильные дороги, которых ещё двадцать лет назад не было, и доехать на машине стало гораздо легче, чем по воде. Пока ехали в автобусе, отмечали резкое изменение ландшафта. Болота чередовались с чахлыми рощами сосен и ёлочек, – даже берёз в диком состоянии там нет. Но пейзаж сохранял странную притягательность. Подъехали к Вычегде. Ждём паром, осматриваемся. Велика и степенна Вычегда (раза в три шире Москвы в Коломенском.), размеренно льётся она к своей старшей сестре, свинцовые тучи опускаются к самой воде, косые их завихрения заставляют стоять, не шевелясь, с запрокинутой головой и изредка, забывшись, вытягивать вверх руку, пытаясь ухватить эти многоэтажные напластования. Если плыть вверх по течению, следуя изгибам северной реки, можно добраться до Сыктывкара. Правый берег ниже левого, и на нём прихотливо рассыпаны обывательские домики. Широкий и пустынный песчаный пляж окаймляет стальную ленту воды, а вперёд гордо выдаётся громадный массив Благовещенского собора, могучий и в то же время словно вписанный в полёт низких серых туч. Паром изумляет нас своей конструкцией: к маленькому аккуратному катерочку, прямо борт к борту, как несоразмерно большой штык, прикручена полуржавая баржа. На барже умещается пара машин. Вдоль бортов стоят осиновые чурбачки: на них рассаживаются пассажиры автобуса. Катерок пыхтит, упирается, и баржа, которую уже подхватывает течение, нехотя поворачивается и боком движется по направлению к собору. Пристанью служит пологий песчаный берег, куда она глухо утыкается после ещё одного поворота. Поднявшись по камням и песку на дорогу, мы оказываемся рядом с Благовещенским собором, построенным по воле вышедшего из поморских крестьян купца и промышленника Аникея Фёдоровича Строганова (1497 – 1570) в XVI веке. В 1560 году Аника Строганов, один из родоначальников сольвычегодских «именитых людей», задумал соорудить его – как домовой храм! Иван Грозный после взятия Казани и победы над Астраханским ханством украшает Москву каменными церквами, русские земли стонут под игом опричнины, а в северных приделах скромный подданный московского царя закладывает домовой храм, размером не уступающий соборам Первопрестольной, ведёт добычу соли, которой торгуют по всей Руси, и снабжает деньгами и припасами казаков Ермака Тимофеича, отправляющихся покорять Сибирь. Построенный по образцу московских соборов, массивно и величественно поднимается он вверх. Вокруг лежат маленькие домики, какие могли быть здесь пять веков назад. Мы можем в полной мере представить себе, какое сильное впечатление должно было оказывать само присутствие этого храма в краю рубленых деревянных церквей. Сейчас в нём располагается музей. Рядом – усыпальница Строгановых. Обогнув собор и приютившееся справа от него заросшее озерцо, именуемое Жемчужным, мы направляемся к центру горда, за которым встают синие купола Введенского собора, построенного наследниками Аникея Фёдоровича в XVII веке, когда Григорий Дмитриевич (1656 – 1715) объединил в своей руке все владения Строгановых, а город стал центром эмалевого производства. Мы проходим мимо роскошного трёхэтажного особняка купцов Пьянковых, затем ставшего помещением для присутственных мест, потом – для Дворца искусств, курорта, госпиталя… сейчас там разорённо, пусто. Мимо просторного, но обветшавшего дома Крапиных, куда заглядывал на огонёк ссыльный Джугашвили, мимо потерявших былую стать купеческих домов. Вот и стремительно взлетающий вверх Введенский собор. 1712 год: белый резной камень, майолика, изразцы, лепнина… Русское барокко. Заказчик собора – Григорий Дмитриевич Строганов – жил уже в Петербурге. Два собора, находящиеся на разных концах города, - как два полюса эмоциональной жизни. Облик старшего, Благовещенского собора сдержан и суров. Увенчанный одним широким куполом, он оставляет ощущение монолита, воли, устремлённой к ясной цели, единой в своём движении. Пятиглавый Введенский собор, стройный, как свеча, празднично декоративен, обильно украшен изразцами и кружевом резьбы и лепнины. Цель достигнута, можно оглядеться и обрадоваться жизни! Рядом с Введенским собором - скромная часовенка, скрывающая родник. Из небольшого бассейна вырывается вверх мощная струя воды. Солёный источник! По деревянному, красному от соли жёлобу вода стремится к молчаливому, заросшему ряской Солёному озеру. Вот она, тайна богатства Строгановых. Ветер сдувает солёные брызги. Подставляем под струю ладони, пьём воду. Рассол горчит. На этих низких берегах, заросших осокой, действовало более тридцати скважин. Горели огни, качались на цепях црены. В них заливали рассол. В зимнее время года действовали многочисленные избы-варницы, куда рассол поступал по специальным желобам. Сотни рабочих выпаривали соль, которая затем обогащала Строгановых, давала прибыль каргопольским и московским купцам и – попадала в тесто крестьянского каравая. Конечно, никакой охраны труда тогда не существовало. Солеварение – род деятельности, который в доиндустриальное время можно отнести к вредным производствам. Постоянная работа в обогащённом горячими соляными парами такой интенсивности и продолжительности воздухе превосходно очищает лёгкие, но порождает ревматизм и артрит. Никогда нельзя забывать, что олигархи (а Строгановы были потомственными олигархами) при всех своих исторически прогрессивных качествах могут строить своё благосостояние за счёт беспощадной эксплуатации многих других людей. В XIX веке соляные промыслы пришли в упадок, поутихла шумная Прокопьевская ярмарка. Меньше двух тысяч жителей насчитывалось в городе из трёхсот домов. Тогда-то и решили Алексей Константинович Толстой и три брата Жемчужниковы, что родиться Козьме Пруткову лучше именно близ Сольвычегодска: от него точно ни до какой границы не доскачешь! Следовательно, факт рождения «здорового младенца» трудно будет проверить и, соответственно, подвергнуть сомнению. Когда «благонамеренный» Козьма Прутков обосновался в столице, Сольвычегодск превратился в место ссылки политически неблагонадёжных граждан, среди которых были Вячеслав Скрябин (Молотов) и дважды – Иосиф Джугашвили. С тех пор город расцветал лишь однажды – в семидесятых – начале восьмидесятых годов XX столетия, когда была доказана целебная сила усольских вод и грязей. Летом количество приезжих в два раза превышало население города, строилось новое здание курорта, новые дома. Девяностые подорвали жизнь города. Поэтому пустынны просторные улицы, оживающие лишь на день города, во время наплыва гостей. Гуляя по городу, поражаешься феноменальной застылости многих проявлений местной жизни, будто бы здесь она замерла в году эдак в 1977 или 1981, и с тех пор всё здесь остаётся по-прежнему. Нехорошо изумили и возмутили типические «стекляшки» – павильоны для торговли спиртным, поначалу предназначавшиеся для курортных городов на юге, а после расплодившиеся по всей стране, в том числе и в таких местах, как Сольвычегодск, где зимой температура порой падает до – 45 градусов. Бесподобны объявления: «Дорогие сольвычегодцы и гости нашего города! Вы можете встать в очередь на подачу заявок на ремонт обуви…», «желающие получить работу или профессию приглашаются на собеседование…», «куплю морошку дорого. Воду в ягоду не добавлять – есть аппарат для обнаружения лишней воды. Сдавшему больше всех приз – станок для производства шлакоблоков…» Дома спрятаны за заборами, через которые перевешиваются отливающие гематитом кисти крупной спелой черёмухи. Объявление на двери Дома быта извещает, что обувь ремонтируется в течение двух недель. Оказывается, её возят в юную Коряжму: там дымит трубами целлюлозно-бумажный комбинат, завод по производству хлора. Население Коряжмы более чем в десять раз превышает население Сольвычегодска. Там дышит жизнь... К сожалению, хлоркой. Но не стоит забывать, что именно из Усольска (Сольвычегодска), часто по инициативе Строгановых, отправлялись в далёкий путь, в незнакомую бескрайнюю Сибирь «охотники» – пассионарии, которые поднимались вверх по Вычегде, которая берёт начало на склонах Тиманского кряжа. На этих же склонах начинаются притоки Камы. Спустившись немного по Каме, дальше можно подняться по Чусовой или Усьве, истоки которых находятся на склонах Урала. Перевалив через Каменный пояс, охотники сплавлялись по Туре (именно на Туре стоит Тюмень), которая впадала в Тобол (Тобольск). Далее путь лежит по Иртышу и его притокам на восток, к бассейну Оби. К сожалению, вопросы освоения Сибири и Дальнего Востока являются сегодня зачастую вопросами политическими. Рассуждая о походе Ермака, некоторые деятели современности то ли из политкорректности, то ли по каким-либо иным соображениям уравнивают колонизационную деятельность североамериканцев по отношению к индейцам или англичан в Индии с поведением среди местного населения русских первопроходцев. Приходится порой слышать, что «казаки-конкистадоры», вооружённые неизвестным в Сибири огнестрельным оружием, имели колоссальное преимущество перед разрозненными отрядами первобытных охотников Кучума, и никакой славы им за это не полагается. Напротив, уничтожение «самобытной государственности» интерпретируется как свидетельство извечного «российского империализма», за который должно нести вечное покаяние перед завоёванными народами. Конечно, если отбросить преходящие политические страсти, ситуация окажется несколько иной. Огнестрельное оружие давало преимущество первого залпа, после чего времени перезаряжать его до вступления в сабельную схватку уже не оставалось. Кроме этого, оно было громоздким и требовало исключительно бережного отношения. Чуть отсыревший порох или фитиль сводили такое преимущество на нет. Большого страха отряды Кучума перед огнестрельным оружием не испытывали, в отличие от тех же ацтеков (не говоря уж о том, что ацтеки стремились не убивать испанцев, а захватить их, а ещё лучше – лошадей, живыми и принести в жертву). Необходимо сказать ещё вот о чём. Кучум и его приближённые были для местного населения – вогулов и остяков (современные ханты и манси) – гораздо большими угнетателями, нежели пришедшие на его место русские. Да и татары особых льгот от своего положения не имели. Никакой «самостоятельности» в Сибири не было. Недаром приход казаков Ермака был встречен местными жителями без сопротивления, а его победы быстро закрепились. Очевидно, Строгановы хорошо осознавали масштаб и значение своих деяний. Им хотелось, чтобы потомки не забыли об их роли в освоении Сибири русскими. Об этом говорит Строгановская летопись, составленная в XVII веке в одной из строгановских вотчин. В ней особенно подчёркивается роль знаменитых купцов в организации походов Ермака. Музей, располагающийся в Благовещенском соборе, поразительно богат, там сохранилось множество вещей, которые Строгановы заставляли делать своих мастеровых назло Ивану Грозному, соперничая с ним своим богатством и красотой в архитектуре и убранстве покоев. Мастера в Усолье жили удивительные. На весь мир известны иконы строгановского письма, золотое шитьё, усольские эмали и художественная ковка. В изделиях мастеров – не только терпение и умение, но и чисто русская смекалка. В Благовещенском соборе деревянные панели XVI века, изукрашенные чудными бархатными узорами, сделаны в уникальной, усольцами изобретённой технике припорашивания. С красочных восточных тканей на бумагу переносился рисунок. Получался трафарет, который накладывали на деревянную панель. Открытые места намазывали клеем и – посыпали речным песком! Когда клей застывал, панель покрывали золотой краской. Со стороны – полный эффект богатой бархатной ткани. Много мастеров бежали от жестокого московского деспота в края, как им казалось, безлюдные и попадали к новым хозяевам. Но, с точки зрения исторической, и хорошо, что попадали. Не будь на северо-востоке Строгановых, столь ревностно относившихся к красоте в тогдашнем её понимании, не было бы создано столько шедевров золотого шитья, литья и чеканки по драгоценным металлам, ажурных инкрустаций и сочных, буквально сияющих росписей. По имени знаменитой фамилии названо целое стилистическое направление в русской иконописи конца XVI – начала XVII века, для которого характерны миниатюрное письмо, изысканный цветовой строй, грациозное изящество поз и жестов. Знаменитые мастера Прокопий Чирин, Емельян Москвитин Истома, Никифор и Назарий Савины писали иконы по заказу Строгановых. Последний потомок Строгановых живёт сейчас во Франции, приезжал недавно на историческую родину, но после него род прервётся. Тем не менее, боковая ветвь одного из членов фамилии конца XIV века до сих пор обретается в этих местах и уже 600 лет крестьянствует в округе. Очень много в некоторых деревнях Строгановых, и они, естественно, знают о своём прародителе. Глядя в музее на высоченное разветвлённое генеалогическое древо рода, проникаешься поразительным чувством глубины истории, словно рамки плоского настоящего протаивают в безмерную даль прошлого, и оказывается оно совсем рядом, совсем близко… Можно мысленно представить себе представителей одного рода, держащихся за руки, первым из которых будем мы сами, вторыми – наши родители, а третьими – дедушки и бабушки. Тогда при средней смене поколений четыре в сто лет двадцать пятый человек в этой цепочке будет современником тех далёких событий. Вдумаемся – всего двадцать пять поколений; двадцать пять человек, держащихся за руки… Каков же наш далёкий и столь близкий (всего-то двадцать пятый в строю!) предок?
Ответов - 1
Сат-Ок: Не вошедшее :) ...В Котлас мы въезжали очень интересно. Километра за четыре до моста остановили рейсовый автобус, идущий в город из какой-то деревни, а водитель, прежде чем доехать до конечной – до вокзальной площади, – стал сначала отвозить на другой конец города билетёршу. Так как в Котласе около 70 тысяч жителей, это было не очень долго, заодно познавательно. Очень тяжёлое впечатление. Тяжёлая северная провинция без истории (городу недавно исполнилось 80 лет), со своеобразным населением, зачастую оседающим из находящихся неподалёку зон. Мы обрадовались, что автобус на Сольвычегодск, располагающийся на другой стороне реки Вычегды, что впадает в Двину несколько севернее, отходит через двадцать минут, в то время как больше в этот день туда ничего не идёт. Так что мы снова успели вовремя. Мельком узрели на одной из касс расписание совершенно экзотического для нас автобусного маршрута, имеющего, тем не менее, для окрестного торгового народа особое значение: «Котлас – Черкизовский рынок». В автобусе энергично обменивались впечатлениями и волей-неволей привлекли внимание немолодой интеллигентной женщины, которая оказалась с нами на одном сиденье. Разговорились. Людмила Ивановна – заведующая местной библиотекой. Как и положено библиотекарю в такой глуши, как Сольвычегодск, в котором в лучшие союзные времена проживало не более 4 тысяч человек, она является центром притяжения всех культурных начинаний, тем более, что мэр города – её бывший одноклассник, над которым она вполне добродушно иронизирует. В школе он наверняка был в неё влюблён, потому что в свои пятьдесят с небольшим она привлекательна именно по-женски. Отличительная черта людей всего русского Севера – радушие. Людмила пригласила нас сначала на чай, а потом, когда мы наслаждались оным, осторожно предложила и переночевать, «если вы не очень хотите спать в палатке» (!) Мы как бы в замешательстве поглядели с женой друг на друга, «посомневались» и… согласились. Сам Сольвычегодск не только строгановская столица, это ещё место, где, согласно собственной автобиографии, родился Козьма Прутков. Сейчас в связи с этим Сольвычегодск имеет характерного побратима – болгарский город Габрово, чьи жители прославились как необыкновенные скупцы и простодушные скопидомы. Как пример, можно вспомнить знаменитую габровскую гостевую ложку с дырочкой, в результате чего половина зачерпнутого содержимого выливалась обратно. Людмилу все в городе знают – с ней здороваются одинаково уважительно и школьники, и пожилые женщины, и какие-то совершено невнятные товарищи с авоськами бутылок. Людмила организует уже несколько лет фестивали в честь Козьмы Пруткова, куда съезжается много народу, в том числе и из центральной России, а её исключительно аккуратная библиотека вся увешана изречениями самого Пруткова, а также стилизованными под него выражениями, принадлежащими местным школьникам. Кроме этого, инициативной группе местных жителей почти удалось восстановить местное радиовещание (два часа в неделю), но это неимоверно сложно сделать, потому что питерские чиновники требуют всё новые бумаги и обоснования. Здесь, на месте, это воспринимается потрясающим недоразумением. Естественно, что из города потихоньку уезжают; кто в Котлас, кто в Коряжму. Обогнув собор, мы встречаем первое подтверждение тому, что Козьма Прутков жив: на кирпичной стене небольшого ремонтного заводика написано аршинными буквами: «Зри в корень!» Зелёная стрелка указывает направление, в котором надо «зреть». Почему-то это обветшалый ангар, на котором стоит непонятно как туда попавший автобус. Мальчишки, играющие на довольно ровном поле в футбол, ничем не отличаются от московских или дальневосточных. Ничем не отличаются от общероссийских – по крайней мере внешне - и пятиэтажки, тесной группой стоящие среди скромных одно- и двухэтажных домиков. Однако у подъезда мы замечаем нечто, требующее объяснения: внушительное колесо, вероятно, от «БелАЗа», покрашено на рёбрах белой краской. В него насыпана земля, из которой буйно растёт пырей. Это - местная клумба. В подъезде тонкая труба центрального отопления на площадке изгибается, чтобы присоединить к себе сегмент батареи центрального отопления. Один. На следующей площадке – то же самое. - Какая у вас зимой температура? – осторожно спрашиваем. - На улице в среднем минус двадцать, в квартирах около десяти тепла. Почти у всех дома буржуйки. Возвращаясь к Людмиле, увидели на краю лестницы, ведущей к реке, бабульку, пасущую коз и одного чёрного козла. Заинтриговало то, что козла бабулька кормила банановой кожурой. Увидев, что я замедлил шаги, бабулька стала нараспев рассказывать: - Кушай, Султанчик, кушай, хороший… Любит он эту шкурку, скажи ведь, что любишь… А пускать его кормиться с козами нельзя… не-ет, нельзя!.. Он всё из-под их жрёт, скотина такая… Я уж и заднюю ногу ему за ухо привязывала, а всё туда же! Да вы не бойтесь, он не бодается! Он у меня смирный, Султанчик… (Надо отметить, что козёл в это время, завидев нас, стал судорожно озираться и в тихой панике рваться от бабки. Мы стоим молча) Да вы не смотрите, что он такой лохматый, прямо как горный… к о з ё л. Я ему уж шерсть подстригала сзади, - уж очень сзади она свалялась у него; потом ему яйца дёгтем мазала, чтобы его комарики не кусали, вот тогда он меня и погонял немного по двору-то, а так он сми-ирный… Бедный ты мой Султанчик! Жить ему осталось всего годи-ик: сначала тебя застрелят, потом зарежут, потом съедя-ат!.. (Объятия, лобызания с козлом, причитания, смех. Мы стоим молча) Ну да летом-то они не так воняют, как зимой-то. А вон его мама гуляет, ей уж пять годков почитай… А вы ко мне приходите… вот, правда, я не знаю, куда… да и некогда мне. А то зашли бы… И бабка поволокла вниз таз с мокрым бельём, а за ней резво удрыгал вниз и Султанчик с мамой и прочими. Уже уходя из музея, сворачиваем к фамильному склепу Строгановых, и жена долго и пристально разглядывает каменные надгробия прошлых веков. После неожиданно цепляется за незаметный корень и едва не падает. - Не отпускают меня Строгановы, - пытается пошутить она, но мне почему-то не до шуток, как-то всё по-взаправдашнему… Людмила Ивановна Кресло желаний в библиотеке Соляной источник Соляное озеро Храм у источника
полная версия страницы