Форум » История » Советская цивилизация (часть 2) » Ответить
Советская цивилизация (часть 2)
A.K.: Начало темы перенесено в архив. — A.D. Перенос темы из «Формации или цивилизации?» Трак Тор пишет: [quote]У меня конкретный вопрос в рамках цивилизационного подхода в связи с идеей «Советии» А. Лищинского. Если я правильно понял, главное в этой затее - мысль, что существует особая «советская» цивилизация, следовательно, существует, несмотря на исчезновение Советского Союза, Советский народ, носитель её ценностей. «Виртуальные» советские люди должны осознать это, после этого они чудесным образом «актуализируются» и будет всем нам счастье. К сожалению, я не читал Тойнби и Шпенглера Большой и путанный (ценности, идеология и орг. вопросы в одной куче при очень разветвленной структуре) сайт Советия читать не хочется. Прошу высказать своё мнение участников цивилизационной дискуссии: существует ли особая Советская цивилизация с особыми, советскими ценностями? И в чем они заключаются, чем отличаются от других?[/quote] Идея «Советии» восходит к одноимённой книге Александра Лазаревича, опубликованной в Сети по адресу: http://2084.ru/publications/sovietia.htm или http://webcenter.ru/~lazarevicha Эту книгу стоит внимательно прочитать (разумеется, это не значит - со всем в ней согласиться). Моё мнение: советская цивилизация существовала в Советском Союзе, сейчас её нет, но есть советские люди - те, кто за годы существования СССР успел отойти от традиционных ценностей и при этом не «вляпаться» в «ценности»... скажем так: торгашеские. Таких людей немного, но они есть, и помогать их самоосознанию - достойная задача. Отличительная черта советской цивилизации - сочетание атеизма, эгалитаризма и нацеленности на преобразование мира в интересах человека. Если советской цивилизации суждено возродиться, то в новой «реинкарнации», в зрелом виде она сменит нередко религиозный атеизм на научное мировоззрение и фактически станет цивилизацией, основанной на ценностях нетеистической ветви русского космизма.
Александр Гор: Уважаемый Трак Тор... Это не ругань, я Вас уверяю, но Беляков - действительно больной человек.
Трак Тор: А вы еще и доктор, уважаемый Космонавт? ЗЫ. Призываю остановить обмен любезностями, все равно модер вырежет
Социалист: Да, Беляков бывает оригинален, спорить не буду... Но и штампов у него хватает... Вообще-то, вроде лишний раз поминать не слишком правильно, наверное, но я имел в виду нарицательный тип, потому и обозначил не с большой буквы. Уж больно типичен (как и сванидзе) именно в антисоветских штампах.
Социалист: Degen1103 пишет: Про азиатскую формацию - у Маркса и Шафаревича. О, да... Шафаревич великий историк! Как и Суворов-Резун...Или Олег Платонов... Или Солженицин... А Маркс же немного о другом писал, рассуждая о формациях, плохо Вы его читали. Или интерпритируете более, чем вольно. Привязывая к своим мнениям.
Трак Тор: Социалист пишет: Или Олег Платонов Если вы имеете ввиду Сократа Платонова, то они (их вроде трое) известные в прошлом нью-марксисты, а некоторые и ныне являются действующими учными. В учебниках "времен Очакова и покоренья Крыма" их нет:) ЗЫ. если это Олег Платонов "автор многочисленных публикаций конспирологического и антисемитского содержания", то беру свои слова назад, про этого ничего не знаю
Degen1103: Не хотелось бы скатываться к типичному приёму некорректной полемики - обвинению оппонента в незнании той или иной литературы ("читал - не читал, понял - не понял" - тем более, что ни упомянутого Свамидзе, ни Белякова с Платоновым я действительно не читал). Однако претензии к уникальному обзору Шафаревича, процентов на 80 состоящему из прямых цитат, вызывают недоумение. Дело не в этом. Есть ли возражения по существу утверждений, что советский формационный сдвиг был сдвигом если не назад, то вбок, к марксовому "всеобщему рабству" азиатских госбюрократических производственных отношений? Что гитлеровский фашизм пыталася искусственно привить капитализму родоплеменные отношения? И что оба режима оставили чудовищные шрамы в ноосфере, отравили её чёрной ненавистью к "врагам" (евреям ли, буржуям ли...) и страхом миллионов жертв?
Alex Dragon: А вы Юрия Семёнова почитайте. Я думаю, вам как раз понравится его мысли насчёт строя. Там и про азиатский способ, и про прочее. Что касается прочего — назовите, пожалуйста, примером режимы, не принесшие миллионы жертв. Советский из них окажется самым гуманным, если судить по этому признаку. Потому как по количеству трупов надо бы снести до основания Великобританию.
A.K.: Alex Dragon пишет: Потому как по количеству трупов надо бы снести до основания Великобританию. +1 Degen1103Degen1103 пишет: Есть ли возражения по существу утверждений, что советский формационный сдвиг был сдвигом если не назад, то вбок, к марксовому "всеобщему рабству" азиатских госбюрократических производственных отношений? Есть. http://www.noogen.su/1917.htm http://www.noogen.su/soviet_cosmos.htm http://www.noogen.su/mars.htm PS. Специально для Degen1103 во избежание недоразумений: к Сталину отношусь негативно.
Degen1103: А, воображаемая история... Ну понятно. "Это всё интерпретации" (с), производственные же отношения - понятие более-менее объективное.
Alex Dragon: Это хорошо, когда человеку всё понятно. Только производственные отношения и экономика — это скелет, а тело обычно ещё имеет плоть, кою скелет скрепляет. И прямое уподобление азиатского способа советскому неправомерно. Они сходны, но это не одно и то же. Тут ситуация скорее чем-то подобна конвергенции в биологии — когда разные виды в сходных условиях вырабатывают сходные механизмы адаптации к среде. Дельфин похож на рыбу — среда определяет наиболее выгодную форму тела, но животные это совершенно разные. Почитайте здесь, мне кажется это любопытно вам будет, если вы не знакомы с этим автором: http://scepsis.ru/library/id_128.html Ну и вообще полистать хотя бы его другие работы, где о формациях, способах производства и т.п. сказано уже прямо, а не по поводу — http://scepsis.ru/library/id_128.html .
Degen1103: Ой да спасибо, всего не перечитаешь, давно вынужден себя ограничивать! Тем более, что не имею никакого желания кого-либо в чём-либо переубеждать. Просто никак не ожидал, что даже ефремисты не видят, сколь тяжек кармический груз сталинизма, сколь долго ещё изживать последствия прошлых злодеяний и трусливого соглашательства! Вот и ввязался сдуру в перепалку.
A.K.: Degen1103 пишет: Просто никак не ожидал, что даже ефремисты не видят, сколь тяжек кармический груз сталинизма Видите ли, как раз сталинизм подложил под здание советского проекта бомбу замедленного действия. Вы же отождествляете понятия "сталинистский" и "советский".
Degen1103: Разумеется. Отждествляю. Иначе - враньё, пропагандистские выкрутасы. Ну да ладно, чёй-то действительно... понесло...
Сат-Ок: Degen1103 пишет: Разумеется. Отждествляю. Иначе - враньё, пропагандистские выкрутасы. Вы, вероятно, других людей просто не видели. Большинство присутствующих принципиально разотождествляют прилагательные "сталинистский" и "советский". А присутствие среди этого большинства аж трёх (или четырёх, я уже сбился, сколько нас тут) историков, делает такое разотождествление весьма легитимным :) Это позиция принципиальная и обжалованию не подлежит ни под каким предлогом.
Alex Dragon: Degen1103, тогда нам с вами не по пути. Ну хотя бы из тех соображений, что Ефремов был человеком советским и сталинизм с советской цивилизацией не отождествлял. А как можно обсуждать его идеи, отвергая по сути ефремовское мировоззрение, просто перечёркивая его — я не знаю. У нас в таком случае нет точек соприкосновения.
Degen1103: Вот Ефремовым прикрываться не надо. Он был великим диалектиком и гуманистом, а не советским догматиком!
Alex Dragon: Скажите, а И. Христа и инквизицию вы тоже отождествляете?
Degen1103: Ненавижу любую инквизицию. Однако ясно, что обсуждение переходит в область веры. Посему обещаю более не затрагивать тему, столь болезненно воспринимаемую отдельными товарищами.
Alex Dragon: Как раз здесь вопрос задан вполне рационально — аналогия очевидна. И вы на него не ответили. Иначе, если оставаться в рамках рациональности, необходимо признать, что сталинизм не был сутью советской системы — а точнее советских идеалов, а скорее извращением этой сути. Стрела Аримана в действии.
A.K.: Degen1103 пишет: Посему обещаю более не затрагивать тему, столь болезненно воспринимаемую отдельными товарищами Но ведь с непримиримо хлёстких и не допускающих полутонов заявлений в адрес советского проекта начали именно Вы. Так у кого болезненное восприятие? Насчёт не спорить - согласен. СССР ушёл в историю, живём в другую эпоху, а потому у спора нет практического смысла.
Gremy: Конечно, неправомерно отождествлять "сталинский" и "советский". Так же, как Солженицын несколько заблуждался, ставя знак равенства между "сталинский" и "ленинский" и заявив как-то, что сталинизма как такового-то и не было. Я лично в оценке того и другого солидарен с Сахаровым (не дословно, суть только): "Ленин - фигура весьма сложная, противоречивая и в итоге трагическая; Сталин же - просто бандит". И остается только сожалеть, что Ленину не было отпущено еще хоть 4-5 лет... Частенько кивают на его письмо Каменеву, где он говорит (по поводу НЭПа и его послаблений), что "было бы заблуждением считать, что мы отказались от террора... мы еще вернемся к террору и террору экономическому". Так вот у меня лично никаких сомнений нет в отношении того, что начни закручивать гайки он, то он очень вскоре оперативно бы среагировал на то, что "что-то тут не так". Ну и советская цивилизация совсем не кончила бы так бесславно. А прилагательное "советский" не содержало бы "ругательных смыслов" (а для всяких таv Новодворских, Ковалевых и иже, их, прямо сказать, "пятоколонного" шебуршения и гундежа не было бы почти никакой почвы).
Цитатник Мао: Трак Тор пишет: ЗЫ. Беда Белякова, наоборот, что него мало штампов, временами он уж слишком оригинален, что и вызывает раздражение инакомыслящих. Инако по отношению к нему, ессно. Не обижайтесь, Трактор, но "оригинальность идет ему как Соеву пенсне" (с). От его оригинальности Райкин локти бы кусал с досады, если бы дожил.
Цитатник Мао: Degen1103 пишет: Дело не в этом. Есть ли возражения по существу утверждений, что советский формационный сдвиг был сдвигом если не назад, то вбок, к марксовому "всеобщему рабству" азиатских госбюрократических производственных отношений? Что гитлеровский фашизм пыталася искусственно привить капитализму родоплеменные отношения? Вы очень вольно трактуете и термин "азиатский способ производства", и "родоплеменные отношения". Они не имеют к этому никакого отношения. Просто капитализм рождает культуру с высокой произвольностью поступков и ходов мысли (что невозможно в традиционном обществе). Такие ходы мысли, как фашизм или сталинизм в нем практически неизбежны. Но, подозреваю, мы еще не все посмотрели.
Alex Dragon: Практический смысл тут только в осознании и понимании исторических механизмов. Тут вот Degen1103 поднял вопрос о производственных отношениях, азиатском способе производства. О своеобразной его форме - индустрополитариме - пишет и Семёнов. Мы как-то тут долго говорили о влиянии базиса и надстройки, о петлях обратной связи между сложившимися условиями, их осознанием в масштабах общества и созданием обществом новых условий, уже на основе этого сознания. Советский случай - это как раз такая петля. В самом точном экономическом смысле этого термина частная собственность есть собственность на средства производства одной части членов общества, причем такая, которая позволяет ей эксплуатировать другую ее часть. Сама же эта часть общества, то есть класс эксплуататоров, может владеть средствами производства по-разному. Собственниками могут быть отдельные члены класса эксплуататоров. В таком случае, мы имеем дело с персональной частной собственностью. Средства производства могут принадлежать группам членов этого класса. Перед нами — групповая частная собственность. Наконец, средства производства могут принадлежать всем членам класса, вместе взятым, но не одному из них в отдельности. Это - общеклассовая частная собственность. Она во всех случаях принимает форму государственной. Описываемый способ производства был основан исключительно лишь на общеклассовой частной собственности как на средства производства, так и на личности производителей, которая с неизбежностью была собственностью государственной. С этим связано совпадение класса эксплуататоров, если и не со всем государственным аппаратом, то, во всяком случае, с его ядром. Поэтому данный способ производства лучше всего было бы назвать политарным (от греч. полития — государство), или просто политаризмом. Соответственно представителей господствующего класса можно было бы именовать политаристами. Так как политаристы владеют средствами производства только сообща, то все они, вместе взятые, образуют не просто класс, а особую иерархически организованную систему распределения прибавочного продукта, которую можно было бы назвать политосистемой. Глава этой системы, а тем самым, государственного аппарата был верховным распорядителем общеклассовой частной собственности и, соответственно, прибавочного продукта. Этого человека, роль которого была огромна, можно было бы назвать политархом. <…> Но абсолютно уникальными общества т.н. «реального социализма» не являются. Конечно, способ производства, лежавший в основе советского общества, отличался от рабовладельческого, феодального и капиталистического. Но кроме этих трех классических антагонических способов производства, К. Маркс в свое время выделил еще один, который назвал «азиатским». Это — первый в историческом развитии человечества антагонистический способ производства. Две дискуссии об азиатском способе производства, одна из которых имела место в советской науке в конце 20-х — начале 30-х годов, а другая — в конце 60-х — начале 70-х годов, были насильственно прерваны. И это совершенно не случайно. Исследование азиатского способа производства давало ключ к пониманию нашего общества, что было крайне нежелательно для господствующего класса. Не вдаваясь в детали, отметим, что азиатский способ производства был политарным[1]. Таким образом, существуют две разновидности политаризма, связанные с различными уровнями развития производительных сил. Одна из них зародилась в конце IV тысячелетия до н.э. в долине Нила и междуречье Тигра и Евфрата и кое-где продолжала существовать вплоть до начала XX в.. Ее материально-технической базой было доиндустриальное сельское хозяйство. Другая возникла в конце 20-х — начале 30-х годов XX в. и сохраняется в некоторых странах, вплоть до наших дней. Ее материально-техническая база — крупная промышленность, какой она была до научно-технической революции. Соответственно эти две формы политарной организации можно было бы соответственно назвать аграрно-политарной (агрополитарной) и индустриально-политарной (индустрополитарной). Можно спорить, имеем ли мы здесь дело с двумя разновидностями одного способа производства или с двумя родственными, но самостоятельными способами производства. Во всяком случае, между агрополитаризмом и индустрополитаризмом существует не только сходство, но и различие, в том числе и в сфере производственных отношений. В исторической и социологической литературе некоторые агрополитарные общества, прежде всего империя инков, давно уже назывались социалистическими или коммунистическими[2]. Очень часто характеризовалось как коммунистическое государство иезуитов в Парагвае[3]. П. Сорокин в уже упоминавшейся работе «Современное состояние России» писал, что то, что возникло в этой стране после революции «представляет собой буквальное повторение хозяйственной системы Ассиро-Вавилонии, древнего Египта, древней Спарты, Римской империи периода упадка (III–IV вв. по Р.Х.), государство инков Перу, иезуитов, системы не раз имевшей место в истории древнего Китая, напр. при Ван-ан-Ши и др., древней Японии, системы близкой к состоянию ряда государств ислама, бывшей не раз в истории Персии, Индии и т.д.»[4]. На большое сходство между советским обществом и восточными указывал К.А. Виттфогель в монографии «Восточный деспотизм. Сравнительное исследование тотальной власти». Он писал об аграрном и индустриальном деспотизме, об аграрной и индустриальной формах «тотального государствизма»[5]. Позднее И.Р. Шафаревич объединил агрополитарные и индустрополитарные общества под именем «социалистических»[6]. Указание на сходство и даже однотипность «восточных» и «социалистических» обществ сейчас все чаще встречается в нашей публицистике[7]. Однако сколько-нибудь четкого анализа социально-экономической структуры этих социально-исторических организмов нигде не дается. Агрополитаризм бытовал в трех основных вариантах, которые иногда сосуществовали как сектора одного уклада общественного производства. Чтобы разобраться в их различии, нужно еще раз вернуться к понятию частной собственности. Существуют две ее формы. При одной из них класс эксплуататоров является полным, тотальным собственником средств производства, а противостоящий класс начисто их лишен. Так, например, обстоит дело при рабстве и капитализме. При другой форме собственность на средства производства раздвоена на верховную и подчиненную. Класс эксплуататоров и класс эксплуатируемых являются соответственно верховным и подчиненным собственниками одних и тех же средств производства, прежде всего земли. Такая картина наблюдается при феодализме, при котором производители самостоятельно ведут свое хозяйство. Феодализм является, если можно так выразиться, двухэтажным способом производства. Низший его этаж составляет крестьянско-общинный способ производства[8]. Класс эксплуататоров может быть также полным (при рабстве) или верховным (при феодализме) собственником личностей непосредственных производителей. Верховная собственность на средства производства всегда сочетается с верховной же собственностью на личности производителей и не существует без последней. Первый вариант агрополитаризма является классическим. Он характерен для подавляющего большинства политарных обществ. При нем общеклассовая частная собственность на средства производства и личности производителей была верховной. Основными производителями материальных благ являлись крестьяне, которые самостоятельно вели хозяйство и были объединены в общины. Государство непосредственно в процессы производства не вмешивалось. Исключение представляло сооружение храмов, дворцов, а также ирригационные работы. С крестьян-общинников собирали налоги, а затем весь полученный прибавочный продукт распределялся между членами господствующего класса в соответствии с местами, которые они занимали в должностной иерархии. Это — политарно-общинный вариант. Политарный способ производства в этом варианте был, как и феодальный, двухэтажным. Низший его этаж также составлял крестьянско-общинный способ производства[9]. При втором варианте государство само непосредственно вело хозяйство руками людей, полностью лишенных средств производства. Эти производители работали на полях партиями во главе с надсмотрщиками. Весь урожай поступал в государственные закрома. Работники и их семьи получали довольствие натурой с казенных складов. Некоторые из этих работников могли быть рабами. Но основную их массу составляли местные жители, которые рабами не являлись. Они пользовались определенными правами, имели, как правило, семьи и нередко, если не всегда, владели каким-то имуществом. Собственность господствующего класса на их личности носила не полный, а верховный характер. Это — политарно-доминарный вариант. Он встречался сравнительно редко. Наиболее яркий пример — царство Шумера и Аккада при III династии Ура (XXI в. до н.э.)[10]. Третий вариант является промежуточным между первым и вторым. При нем работникам выделялись участки, которые они обрабатывали, в известной мере, самостоятельно, причем степень их самостоятельности была различной. Часть урожая, выращенного на участке, шла государству, другая — производителю. Кроме земли, работник нередко получал в пользование также посевное зерно, рабочий скот, инвентарь. Это — политарно-магнарный вариант. Он встречался значительно реже, чем первый, но чаще, чем второй[11]. Иногда работник получал в свое распоряжение весь урожай, выращенный на выделенном ему участке, но в таком случае часть своего времени он работал, нередко, в составе партии во главе с надзирателем, на государственном поле, весь урожай с которого шел в казенные хранилища. О таких работниках часто трудно сказать, были ли они магнарно или доминарно зависимыми. Индустрополитаризм тоже бытовал в нескольких вариантах, которые также могли сосуществовать как различные секторы одного общественно-экономического уклада. Ведущим при нем был тот, при котором работники были полностью лишены средств производства. И это вполне объяснимо. Производительные силы агрополитарного общества не требовали с необходимостью существования крупных хозяйств. Производственная деятельность в нем вполне могла осуществляться в рамках небольших более или менее самостоятельных хозяйственных ячеек, нередко состоявших из членов одной семьи. Иначе обстоит дело в любом индустриальном обществе. Нормальное функционирование его производительных сил необходимо предполагает бытие крупных предприятий с множеством работников. Конечно, и в индустриальном обществе могут существовать мелкие хозяйственные ячейки, но не они образуют его основу. Поэтому в индустриальном обществе подавляющее большинство тружеников не ведет и не может вести своего самостоятельного хозяйства. В капиталистическом обществе они становятся наемными рабочими, в индустрополитарном — доминарно-зависимыми работниками. Существует еще одно важное различие между производительными силами агрополитарного и любого индустриального общества. В агрополитарном обществе каждый продукт, как правило, от начала до конца создавался в той или иной хозяйственной ячейке, и общественное разделение труда, хотя и существовало, но было слабо развито, индустриальное общество немыслимо без самого широкого разделения труда. Каждая вещь в таком обществе есть продукт труда не отдельного рабочего, а множества работников, занятых в различных отраслях производства. Поэтому функционирование производительных сил в нем невозможно без непрерывной циркуляции средств производства между хозяйственными ячейками. При капитализме, при котором хозяйственные ячейки являются одновременно ячейками частной собственности, такая циркуляция происходит в форме обмена товарами. Капиталистическая экономика является рыночной. Рынок обеспечивает не только циркуляцию средств производства между хозяйственными ячейками, но и координацию их деятельности. Он является регулятором общественного производства. При политаризме предприятия не являются самостоятельными ячейками собственности. У всех у них один хозяин — класс политаристов. Они — составные части одной единой ячейки собственности, охватывающей всю страну. Поэтому политарное общественное хозяйство не может быть рыночным. Циркуляция средств производства между хозяйственными ячейками и координация их деятельности происходит по указаниям свыше. Место обмена занимает распределение, которое осуществляют центральные инстанции. Они же координируют и направляют деятельность хозяйственных ячеек. Политарная экономика является плановой. Государство ведет хозяйство в масштабах всего общества. Для индустрополитаризма, таким образом, с необходимостью характерен политарно-доминарный вариант. Однако, наряду с ним, могли существовать и другие. Так, например, в Польше и Югославии на протяжении всего послевоенного периода сохранялось относительно самостоятельное крестьянское хозяйство. Здесь имеется прямая аналогия с политарно-общинным вариантом. Но термин «политарно-общинный» тут не подходит, ибо ни в той, ни в другой стране крестьянских общин не существовало. Этот вариант можно было бы назвать политарно-верховным. Суть его в том, что частная собственность политаристов была в данном случае не полной, а лишь верховной. Крестьяне тоже были собственниками средств производства, но лишь подчиненными. Они не только платили налоги. Государство было ответственно за снабжение продовольствием многочисленного городского населения. Поэтому оно в определенной степени вмешивалось в хозяйственную жизнь крестьян, включая их хозяйственные ячейки во всеобщую плановую систему. В принципе и сельскохозяйственные кооперативы должны были относиться к политарно-верховному варианту и, следовательно, образовывать особый сектор хозяйства. В некоторых из политарных стран их положение действительно было близко к этому. Но в СССР колхозы даже в самом лучшем случае могут быть отнесены к политарно-магнарному варианту, а точнее, в их положении наблюдались все стадии перехода от него к политарно-доминарному варианту. В Югославии была предпринята попытка заменить политарно-доминарную собственность на промышленные предприятия политарно-верховной, сделать хозяйственные ячейки одновременно ячейками подчиненной собственности. Но трудно сказать, насколько эта цель была достигнута, если иметь в виду не правовые нормы, а реальность. Основную массу производителей материальных благ в индустриально-политарных странах составляли доминарно-зависимые работники. Они были не только экономически, но и лично зависимыми. Собственность политаристов на их личности носила верховный характер. Особое место занимали заключенные. Их зависимость в течение срока заключения была в сталинские времена почти что полной. Они представляли собой аналогов рабов. Наряду с доминарно-зависимыми работниками, могли существовать магнарно-зависимые и, наконец, верховно-зависимые. Такова структура класса эксплуатируемых в индустрополитарных обществах. <…> Одним из наиболее важных является вопрос о том, почему и как возникло индустрополитарное общество. Чтобы понять ответ, который нередко дается, нужно вспомнить, как у нас изображалась история советского общества. Во всех работах, в обилии появлявшихся вплоть до начала перестройки и даже после, утверждалось, что наше общество было сознательно построено по плану, основы которого были заложены К. Марксом и Ф. Энгельсом, а затем развиты В.И. Лениным. План этот постоянно конкретизировался в решениях руководящих органов КПСС. Съезды партии и пленумы ЦК принимали соответствующие постановления, а затем весь народ с огромным воодушевлением претворял их в жизнь. Так и шло развитие: руководящие указания, а затем их реализация. Правда, после XX съезда КПСС было официально признано, что стоявший во главе партии и государства И.В.Сталин в силу своего дурного характера допустил немало ошибок, которые сказались на жизни общества. После начала перестройки, когда во все большей и большей степени начало выясняться, что наше общество не совсем таково, каким оно должно было бы быть, столь же официально было заявлено, что все дело в деформации идеи социализма. Деформация идеи, естественно, привела к деформации общества[1]. При этом о причинах искажения идеи социализма, конечно, ничего сказано не было. Получившие, наконец, право голоса, критики нашего строя в ответ заявили, что никакого искажения концепции социализма у нас не произошло. Общество было построено в строгом соответствии с этой концепцией. И если оно оказалось плохим, то в этом вина самого этого учения и его основоположников. Учение оказалось неверным, ошибочна сама идея социализма и коммунизма. Ложным является марксизм в целом, включая его философию вместе с материалистическим пониманием истории. По их мнению, жизнь доказала, что не экономика определяет идеологию, а, наоборот, идеология экономику. Возник противоестественный экономический и общественный строй, обязанный своим появлением исключительно лишь идеологии. Все наше общество целиком зиждется на идеологии. Последняя всецело определяла внешнюю и внутреннюю политику государства. Марксистская идеология полностью детерминирует поведение если не всех членов общества, то, по крайней мере, представителей его правящих кругов. Нельзя не заметить, что официальные идеологи нашего режима и его критики сошлись в одном: и те, и другие в одинаковой степени считают, что идеи правят миром. Если не во всех обществах, то, по крайней мере, в нашем история есть движение сплоченной колонны людей, выполняющей волю руководителей. Эту колонну можно направить в одну, а можно — в другую сторону. Все зависит лишь от того, какими идеями руководствуются вожди. Все это, разумеется, чистой воды волюнтаризм. В этой картине общественной жизни абсолютно нет места исторической необходимости. Такой взгляд на историю совершенно ошибочен. История есть процесс, подчиненный определенным объективным законам, и в этом смысле естественноисторический. Это, отнюдь, не значит, что воля людей не играет никакой роли. Люди, бесспорно, творят историю, но всегда в соответствии с объективными условиями, в которых они живут. И творят они историю, как правило, не осознавая сколько-нибудь отчетливо того, к каким именно результатам, в конечном итоге, приведут их действия. И уроки нашей истории не только не подтверждают волюнтаризм, а, наоборот, полностью его опровергают. Люди стремились создать общество, в котором все средства производства принадлежат народу, где не будет ни классов, ни эксплуатации человека человеком, ни государства, а возник социальный порядок, основанный на частной собственности и характеризующийся наличием классов, эксплуатации и необычайно мощного государства. Иначе говоря, результаты действий людей оказались прямо противоположными тому, к чему они стремились. Таким образом, буквально ни одно положение марксистского учения о социализме не было претворено в жизнь. Поэтому утверждение, что советское общество было построено в полном соответствии с марксистскими идеями, не выдерживает никакой критики. Это общество не было сознательно построено. Оно, как и любое другое общество, сложилось стихийно в силу исторической необходимости. Дело, таким образом, вовсе не в идеях. Это особенно бросается в глаза, если принять во внимание, что общества политарного типа существовали, начиная с IV тысячелетия до н.э. К их возникновению марксизм явно не имел никакого отношения. Сейчас многими авторами настойчиво повторяется, что все человеческое общество всегда было классовым и иным быть не могло. Все эти утверждения находятся в поразительном противоречии с фактами. Не будем касаться периода становления человека и общества, который длился 1,5—1,6 млн. лет и завершился, примерно, 35—40 тыс. лет тому назад. Ограничимся лишь сформировавшимся человеческим обществом. В течение многих тысяч лет оно было коммунистическим. Все средства производства и предметы потребления были совместной собственностью членов первобытного коллектива. Люди трудились в меру своих способностей и получали в соответствии с их потребностями. Полностью отсутствовали частная собственность, эксплуатация человека человеком, деление на классы и государство. И такой порядок существовал не в силу доброй воли людей, а объективной экономической необходимости. Уровень развития производительных сил был в ту эпоху таков, что люди создавали продукта не больше или не намного больше, чем его было необходимо для обеспечения их физического, а, тем самым, и социального существования. Весь или почти весь общественный продукт был жизнеобеспечивающим. Избыточного продукта или совершенно не было, или он был очень невелик. В этих условиях никакие другие социально-экономические связи, кроме отношений распределения по потребностям и, соответственно, коллективной собственности на продукт не могли существовать. Дальнейшее развитие производительных сил, выражавшееся прежде всего в увеличении объема общественного продукта в расчете на душу населения, сделало неизбежным исчезновение такого порядка вещей, ибо он стал тормозом на пути развития человечества. Начиная с определенного уровня, дальнейшее функционирование и развитие производительных сил стало невозможно без возникновения частной собственности, классов и эксплуатации[2]. Логичным является предположение, что рано или поздно развитие производительных сил достигнет такого уровня, когда частная собственность и эксплуатация изживут себя, превратятся из двигателя прогресса в преграду на его пути. Но пока этот уровень не достигнут, любые попытки уничтожить частную собственность и классы обречены на неудачу. Пардон за обширную цитату, но короче у меня не получается. Я это к вопросу, отчего общественно-экономические отношения в СССР приняли именно такую форму. Конечно, они не были прямыми родственниками или наследниками древнеазиатских. Скорее имела место, как я писал выше, конвергенция. Было два важных условия, создавших форму: первое — относительно низкий уровень производительных сил в Российской империи, на которых к тому же сказалась первая мировая и гражданская война, существенно ослабившие хозяйство страны; второе — запрет частной собственности на средства производства. А вот это уже к вопросу об идеалах и обратной связи с грубой материальной действительностью. Осознание какой-то частью общества — достаточной по своей величине для того, что бы действия на основе этих идей стали силой, развернувшей всё общество — своего положения как требующего социалистических преобразований привело к официальному запрету частной собственности на средства производства. Однако, как сказано выше, против объективных обстоятельств не попрёшь. Получаются два вроде бы взаимоисключающих условия — на данном уровне развития производительных сил и материально-технической базы частной собственности на средства производства не быть не не может. Но и быть ей тоже нельзя. Такое противоречие разрешилось единственно ввозможным образом — установлением де-факто частной собственности как общеклассовой. Со всеми вытекающими последствиями. Можно дискутировать о том, существует ли в принципе уровень производительных сил, по достижении которого отпадет объективная необходимость в частной собственности, но бесспорно, что Россия такого уровня к 1917 г. не достигла. Взгляда, что производительные силы этой страны не достигли уровня, при котором возможен социализм, придерживались не только противники большевиков из числа марксистов, но и лидеры большевистской партии. В.И. Ленин считал это положение совершенно бесспорным. «“Россия не достигла такой высоты производительных сил, при которой возможен социализм”. С этим положением, — с раздражением писал он в январе 1923 г., — все герои II Интернационала, и в том числе, конечно, Суханов, носятся, поистине, как с писаной торбой. Это бесспорное положение они пережевывают на тысячу ладов, и им кажется, что оно является решающим для оценки нашей революции»[4]. Такому, как выразился В.И. Ленин, «шаблонному доводу» он противопоставил свой подход к проблеме: «Если для создания социализма требуется определенный уровень культуры (хотя никто не может сказать, каков этот определенный “уровень культуры”, ибо он различен в каждом из западноевропейских государств), то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы»[5]. В.И. Ленин, конечно, сознавал, что низкий уровень развития производительных сил с неизбежностью должен был порождать процесс классообразования. Но он видел только одну форму этого процесса — классообразование капиталистическое. И считал его огромной опасностью. «После первой социалистической революции пролетариата, — писал В.И. Ленин в апреле-мае 1920 г., — после свержения буржуазии в одной стране, пролетариат этой страны надолго остается слабее, чем буржуазия, просто уже в силу ее громадных интернациональных связей, а затем в силу стихийного и постоянного возрождения капитализма и буржуазии мелкими товаропроизводителями свергнувшей буржуазию страны»[6]. «Ибо мелкого производства, — разъяснял он, — осталось еще на свете, к сожалению, очень и очень много, а мелкое производство рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе»[7]. «Свобода оборота и свобода торговли, — говорил В.И. Ленин в докладе на Х съезде РКП(б), на котором было принято решение о переходе к новой экономической политике, — это значит товарный обмен между отдельными мелкими хозяевами. Мы все, кто учился хотя бы азбуке марксизма, знаем, что из этого оборота и свободы торговли неизбежно вытекает деление товаропроизводителя на владельца капитала и владельца рабочих рук, разделение на капиталиста и наемного рабочего, т.е. воссоздание снова капиталистического наемного рабства...»[8]. По его мнению, есть лишь одно средство ликвидировать эту опасность — «перевести хозяйство страны, в том числе и земледелие, на новую техническую базу, на техническую базу современного крупного производства»[9]. Но для этого нужны были долгие годы. А меры по предотвращению реставрации капитализма нужно было принимать сейчас. Особенно трудное положение сложилось в этом отношении с началом НЭПа. Новая экономическая политика с неизбежностью предполагала определенную свободу капиталистического развития. Как подчеркивал В.И. Ленин, известное восстановление капитализма в Советской России имело целый ряд положительных сторон[10]. Но оно могло привести и к полной реставрации капитализма. «Весь вопрос, — писал В.И. Ленин, — кто кого опередит? Успеют капиталисты раньше сорганизоваться — и тогда они коммунистов прогонят, и уж тут никаких разговоров быть не может. Нужно смотреть на эти вещи трезво: кто кого? Или пролетарская государственная власть окажется способной, опираясь на крестьянство, держать господ капиталистов в надлежащей узде, чтобы направлять капитализм по государственному руслу и создать капитализм, подчиненный государству и служащий ему?»[11]. Прежде всего, необходимо было не дать капиталистам возможности организоваться. Это неизбежно требовало ограничения в стране политических свобод. «Нужно ставить этот вопрос трезво, — продолжал В.И. Ленин, — Всякая тут идеология, всякие рассуждения о политических свободах есть рассуждения, которых очень много можно найти, особенно если посмотреть на заграничную Россию, Россию № второй, где имеются десятки ежедневных газет всех политических партий, где все эти свободы воспеваются на все лады и всеми музыкальными нотами, существующими в природе. Все это — болтовня, фразы. От этих фраз нужно уметь отвлечься»[12]. Более определенно высказался В.И. Ленин в письме к Г. Мясникову, предложившему ввести свободу печати, начиная от монархистов до анархистов включительно. «Свобода печати в РСФСР, окруженной буржуазными врагами, — писал он, — есть свобода политической организации буржуазии и ее вернейших слуг, меньшевиков и эсеров. Это факт неопровержимый. Буржуазия (во всем мире) еще сильнее нас и во много раз. Дать ей еще такое оружие, как свобода политической организации (= свободу печати, ибо печать есть центр и основа политической организации), значит облегчить дело врагу, помогать классовому врагу. Мы самоубийством кончать не желаем и поэтому этого не сделаем»[13]. Меры, которые предприняло советское государство, действительно помогли вначале ограничивать и держать под контролем процесс капиталистического классообразования, а в последующем и вообще покончить с ним. Но эти же меры в огромной степени способствовали успешному развитию другой формы классообразования — политарному классообразованию. К. Виттфогель утверждает, что В.И. Ленин допускал возможность «азиатской реставрации» и опасался ее[14]. Вряд ли с этим можно согласиться. Детальный анализ работ В.И. Ленина показывает, что возможности политарного классообразования в Советской России он совершенно не учитывал. А между тем ее в свое время допускал Г.В. Плеханов. Полемизируя в конце XIX в. с русскими народниками, мечтавшими о социалистической революции в России, он писал, что «совершившаяся революция может привести к политическому уродству, вроде древней китайской или перуанской империи, т.е. к обновленному царскому деспотизму на коммунистической подкладке»[15]. Правда, сам он считал такой вариант развития мало вероятным, даже невозможным[16]. В отличие от капиталистического, политарное классообразование поставить под контроль государства было невозможно, ибо в его успешном исходе были заинтересованы по существу все члены государст ...
Alex Dragon: ... венного аппарата. И шло оно скрытно, незаметно. Все связанное с ним всегда можно было истолковать как извращения, допускаемые отдельными лицами. Именно так оно и было понято В.И. Лениным, наблюдавшим самые его начальные стадии. Политарное классообразование было понято им как просто бюрократизация государственного аппарата, с которой можно и должно бороться. «Всякий знает, — писал В.И. Ленин в августе 1921 г., — что Октябрьская революция на деле выдвинула новые силы, новый класс, — что лучшие представители пролетариата теперь управляют Россией, создали армию, вели ее, создали местное управление и т.д., руководят промышленностью и пр.. Если в этом управлении и есть бюрократические извращения, то мы этого зла не скрываем, а разоблачаем его, боремся с ним»[17]. Спустя полтора года, в марте 1923 г. он был настроен несколько более пессимистически. То, что В.И. Ленин принимал за бюрократизм, оказалось более живучим, чем он полагал раньше. Но корни этого явления он по-прежнему продолжал искать в прошлом. Это было, по его мнению, наследие старого мира. «Дела с госаппаратом, — писал он, — у нас до такой степени печальны, чтобы не сказать отвратительны, что мы должны сначала подумать вплотную, каким образом бороться с недостатками его, памятуя, что эти недостатки коренятся в прошлом, которое хотя перевернуто, но не изжито, не отошло в стадию ушедшей уже в далекое прошлое культуры»[18]. В.И. Ленин с горечью признает, что все попытки улучшения госаппарата ни к каким зримым результатам не привели. «Мы уже пять лет суетимся над улучшением нашего госаппарата, но это именно только суетня, которая за пять лет доказала лишь свою непригодность или даже свою бесполезность, или даже свою вредность. Как суетня, она давала нам видимость работы, на самом деле засоряя наши учреждения и наши мозги»[19]. Но он не теряет надежды, что успех в этом деле все же возможен. И в своих последних работах намечает целую серию мер, которые, по его мнению, могли бы привести к желаемым результатам. «Я знаю, — писал он, — что сопротивление нужно будет оказать гигантское, что настойчивость нужно будет проявить дьявольскую, что работа здесь первые годы, по крайней мере, будет чертовски неблагодарной; и, тем не менее, я убежден, что только такой работой мы сможем добиться своей цели и, только добившись этой цели, мы создадим республику, действительно достойную названия советской, социалистической и пр., и пр., и т.п.»[20] Но это были не более, как иллюзии. В этом отношении более проницательным, чем В.И. Ленин, оказался Н.И. Бухарин. В работе «Теория исторического материализма», которая увидела свет в 1921 г., в главе о классах он ставит вопрос по-другому. Н.И. Бухарин серьезное внимание уделяет доводам социолога Р. Михельса, который считал, что с приходом социал-демократов к власти произойдет не ликвидация классов, а лишь смена элиты. Средства производства окажутся в таком случае в руках государства. Но «управление громадным капиталом... передает администраторам такую же меру власти, как и владение собственным капиталом, частной собственностью»[21]. Возражая ему, Н.И.Бухарин утверждает, что при социализме о выделении особого слоя управляющих не может быть и речи. Иное дело - переходный период. Сразу же после революции происходит падение производительных сил и возрастает материальная необеспеченность широких масс. Не все рабочие в силу отсутствия образования способны принять участие в управлении производством и обществом. Этим занимается более или менее узкий круг людей. «Поэтому тенденция к “вырождению”, т.е. выделению руководящего слоя, как классового зародыша, неизбежно будет налицо»[22]. По мнению Н.И. Бухарина эта тенденция будет парализоваться двумя противоположными: ростом производительных сил и уничтожением монополии образования. Но он не решается утверждать, что ход событий уже предрешен в пользу социализма. «От того, — пишет он, — какие тенденции окажутся сильнее, зависит и конечный исход борьбы»[23]. Октябрьская революция была не заговором кучки людей, а великим народным движением. Именно опора на основную часть народа обеспечила большевикам победу в гражданской войне. Большинство людей, возглавивших революцию, а также широчайшие массы ее участников были воодушевлены великими идеями свободы, равенства, социальной справедливости. Однако для создания нового строя идей, даже самых благородных, недостаточно. Нужна была прочная материальная основа, а она отсутствовала. <…> В результате революции возник достаточно мощный партийно-государственный аппарат, в задачу которого помимо всего прочего входило руководство производством и распределением материальных благ. В условиях всеобщей нищеты и дефицита неизбежными были попытки отдельных членов партгосаппарата использовать свое служебное положение для обеспечения себя и своей семьи необходимыми жизненными благами, а также для оказания услуг, причем не обязательно безвозмездных различного рода людям, не входившим в аппарат. О том, что такого рода практика уже в первые годы после революции получила широкое распространение, свидетельствует, в частности, закрытое письмо ЦК РКП(б), датированное сентябрем 1920 г.. «Центральный Комитет не мог не отметить того, что часть товарищей, претендующих на звание ответственных работников, далеко не выполняют указанные выше задачи и тем приносят непоправимый ущерб нашей партии. Эти товарищи, занимающие иногда высокие государственные посты, на деле совершенно отрываются от партийной работы, не встречаются с широкими кругами рабочих, замыкаются в себе, отрываются от масс. Большой частью случается так, что, оторвавшись от партийной работы, эти товарищи перестают хорошо исполнять и советскую работу. Постепенно они начинают относится к своим обязанностям бюрократически и формально, вызывая тем самым справедливые нарекания со стороны рядовых рабочих. Громадное значение имеет также то материальное неравенство в среде самих коммунистов, которое создается сознательным или бессознательным злоупотреблением своей властью со стороны этой части ответственных работников, не брезгующих тем, чтобы установить для себя и для своих близких большие личные привилегии»[26]. Так постепенно складывалась система привилегий для руководящих работников партии и государства. И помешать этому не могли никакие самые благие пожелания и намерения. Вполне понятно, что все это более или менее скрывалось. Что же касается самих привилегированных, то наиболее совестливые из них пытались найти этому моральное оправдание. Они должны быть обеспечены лучше, чем остальные, потому, что все свои силы отдают служению народу. Они более других нужны народу. Как с горечью писал поэт: Кто понужней — у тех венец. Кто без венца — те, значит, хуже. И верно, вышло б наконец, Что сам народ себе не нужен[27]. К этому нужно добавить, что люди 20-х годов, вступая на этот путь, не сознавали, к чему это приведет. Будущее для них было скрыто. Насколько непреодолимыми были силы, толкавшие их к этому, свидетельствует современность. <…> От современности вернемся к 20-м годам ХХ в.. В отличие от нынешних «демократических» деятелей тогдашние руководители тянулись к привилегиям, не сознавая того, к чему все это ведет. Для того, чтобы подобного рода действия стали постоянными и систематическими, необходимо было уничтожение всякого контроля со стороны масс, т.е. ликвидация демократии. Этому способствовали условия гражданской войны, которые делали необходимым использование авторитарных методов управления. Но дело не в самой по себе гражданской войне, ибо пик классообразования приходится не на нее, а на мирное время. Уничтожение демократии предполагало фактический отказ от выборности в партии и государстве, а тем самым переход к системе назначений сверху до низу. О практической замене выборности назначенством в партии говорилось в «Заявлении 46-ти», подписанном рядом крупных деятелей партии и направленном 15 октября 1923 г. в политбюро ЦК РКП(б). «...Под внешней формой официального единства, — указывалось в нем, — мы на деле имеем односторонний, приспособляемый к взглядам и симпатиям узкого кружка, подбор людей и направление действий. В результате... партия в значительной степени перестает быть тем живым самодеятельным коллективом, который чутко улавливает живую действительность, будучи тысячами нитей связанным с этой действительностью. Вместо этого мы наблюдаем все более прогрессирующее, уже почти ничем не прикрытое разделение на секретарскую иерархию и «мирян», на профессиональных партийных функционеров, подбираемых сверху, и прочую партийную массу, не участвующую в партийной жизни. Это факт, который известен каждому члену партии... В наше время не партия, не широкие ее массы выдвигают и выбирают губернские конференции и партийные съезды, которые в свою очередь выбирают губкомы и ЦК РКП(б). Наоборот, секретарская иерархия, иерархия партии все в большей степени подбирает состав конференций и съездов, которые все в большей степени становятся распорядительными совещаниями этой иерархии»[37]. Самых нижестоящих чиновников назначали те, что были рангом выше, тех в свою очередь — еще более высокостоящие и т.д.. Но где-то существовал конец. Должен был существовать верховный назначающий, выше которого не стоял никто. Верховный вождь не мог быть назначен. Он должен был выдвинуться сам. Формирование иерархической политарной системы с необходимостью предполагало появление политарха. За это положение шла борьба. Одержать в ней победу мог только тот человек, который обеспечил себе поддержку большинства формирующегося класса политаристов. Но для этого он должен был понимать интересы этого класса и служить им. Таким человеком оказался И.В. Сталин. Однако главой политосистемы, политархом вполне могло стать и другое лицо. Это не могло сказаться на сущности происходившего процесса, хотя некоторые ее проявления могли быть другими. http://scepsis.ru/library/id_128.html [/quote
полная версия страницы